Мелкие грехи. Самый тяжкий грех. Паломничества.
Ты подходишь к исповеди. Ты опытный прихожанин, верующий со стажем. Ты подходишь к аналою без особого душевного волнения, ничего такого особенного за собой не чувствуя. Ты не совершал никаких более-менее крупных или тяжелых грехов. Всего несколько мелких прегрешений... но это явно не в счет, кто же без греха, - а ты в отличие от некоторых не убивал, не воровал, не блудил, тебе и исповедаться-то почти не в чем, если только с батюшкой поговорить о духовной жизни. Так вот, выслушай слова святых отцов: мешок с песком утопит так же надежно, как и мельничный жернов. А еще может случиться, что многие из твоих "песчинок" суть самые тяжкие грехи, которые только можно вообразить за всю историю Церкви. Не верится?
Самый тяжкий грех. |
Какой из грехов (то есть ран, наносимых самому себе) является самым тяжким, самым неизвинительным? Люди, имеющие опыт церковной жизни, вспомнят об отчаянии и самоубийстве. Да, это тягчайшие грехи. Но есть нечто еще более страшное.
Всегда существует какое-то действительно небольшое прегрешение, от которого мы еще в силах отказаться. Если я уже наелся, и не испытываю чувство голода, я могу удержаться от дальнейшего поглощения пищи, от обжорства. Я могу, представляете, один раз в день не вспылить в ответ на чей-то несправедливый упрек. Я могу пройти по городу и в течение аж целых пятнадцати секунд не смотреть по сторонам голодными глазищами, выискивая как локатор противоположенный пол. А вот не курить никотин я уже не могу - грех настолько вошел в привычку, что стал необоримой страстью, грехом непроизвольным. Это не означает, что за непроизвольный грех (страсть) мы не отвечаем - еще как!
Итак, всегда существует что-то еще достаточно малое, что мне по силам. Когда только от меня зависит, от моих сил, от моего произволения - согрешу я или нет. И вот когда я, имея силу не согрешить, все-таки согрешаю, такой грех называется п р о и з в о л ь н ы м. С грехами произвольными дело обстоит особенно горько. За произвольные грехи, в чем бы они не выражались, в слове ли, деле или помышлении, мы несем сугубую ответственность и примем за них воздаяние как за неизвинительные.
Самый тяжкий грех - это тот, который мы были в силах не совершать, но совершили.
На самом деле в духовной жизни нет мелочей: всякий грех отделяет нас от Бога, даже, казалось бы, самый незначительный. На эту тему есть хороший рассказ в "Древнем Патерике". Некоего старца посетили монахи: у одного из них был один тяжкий грех, а у других было много мелких грехов. Старец сказал тому человеку, у которого был один тяжкий грех: "Пойди на берег реки, найди там большой камень и принеси его сюда". Тот нашел большой камень и с большим трудом принес его к старцу. Потом старец сказал ему: "Теперь пойди и положи этот камень на то самое место, где он лежал". Конечно, монаху не составило особого труда найти то место, где лежал большой камень. А тем, у кого были мелкие грехи и кто считал, что они живут, как все, потому что ничего особенного не сделали, никого не убили, старец сказал: "Пойдите, наберите мелких камешков на берегу". Когда же они принесли камешки, он сказал: "Теперь пойдите и положите каждый камешек на то место, где он лежал". И монахи, естественно, не могли вспомнить, где лежали камешки. Так случается, что человеку, совершившему один великий грех, проще навести порядок в своем внутреннем хозяйстве, чем тому, кто совершает множество "мелких" грехов. | |
митрополит Иларион (Алфеев) |
Вообще полезны ли для спасения наши обычныя богомольныя путешествия по святым местам?
Известно, что, по народным понятиям, все такия путешествия, особенно на дальния разстояния, как, напр., на Афон, в Соловки и Старый Иерусалим, признаются чуть ли не самым высшим подвигом, какой только в состоянии принести от себя человек, желающий потрудиться для Бога. Нет сомнения, когда дело это совершается в духе истиннаго христианскаго подвига, то не заслуживает ничего, кроме похвалы и поощрения. Но, к сожалению, не всегда бывает так. Нередко любители до таких странствований скрывают лишь под этим мнимым подвигом свою леность к обычным житейским занятиям, налагаемым на них семейными и общественными обязанностями. Иные же совершают эти путешествия просто ради любопытства, желая посмотреть на незнакомыя места, о которых так много разсказывают интереснаго. Есть, наконец, и такие, которые посвящая целые годы на свои богомольныя странствования, ищут, как бы, Господа, по меткому выражению преосвященнаго Феофана, где бы с Ним быть поближе. Мало разве так думающих, что на Афоне, напр., Господь несравненно более достижим бывает для человека, чем где-либо в другом месте?!
Святитель-затворник, хотя вообще и признает полезным посещать святыя места, но не безусловно.
... На Афоне побывать, — пишет он одному из вопрошающих, — не худо, если нет помехи домашней. А если есть, то можно и дома просидеть. Бог везде доступен. И Сам Он не ближе к Афону, чем, к Елатьме (письмо к жителю из Елатьмы). Всяко делайте, как душа...
... Господь везде есть, и везде Един и Тот же. Никакое место Его не приближает и никакое не отдаляет. Если Он и там приближается к вам, и вы это сознаете, то зачем озираться туда и сюда? Это будет похоже на беганье от Господа... Ищете Господа?! Ищите, но только в себе.. Он недалече ни от кого. Близ Господь всем призывающим Его искренно. Найдите место в сердце и там беседуйте с Ним. Это — приемная зала Господня. Кто ни встречает Господа — там встречает Его. И иного места Он не назначил для свиданий с душами...
В другом месте, на испрашиваемое благословение для путешествия, святитель пишет:
...Благослови, Господи, путь ваш! Но если бы вы попрежде спросили, я бы сказал: сидите дома. От сего путешествия проку большого ждать нельзя, а беда может быть под боком. Но уж как дело так далеко зашло, бредите... Людей посмотрите, а может быть чему и научитесь. Искушения здесь поодиночке нападают, дорогою будут нападать десятками, а в Иерусалиме — сотнями. Держите ухо остро... На Афоне оставаться поопаситесь. Сразу-то оно будет любо там... Но потом нападет дух уныния и, тоски по родине и родным — невыносимыя. Как угорелые мечутся туда и сюда... Я видел иных... У нас есть свои Афоны: Валаам, Соловки... Да и там!.. в душе надо Афон устроить.
...Приготовьтесь и напишите себе программу, как действовать, чтобы после не скорбеть... Душу свою с умом и чувствами засадите в особую клетку; нарочно для этого устройте ее и скажите душе: вот тебе семечко в пищу и водицы в питье... а наружу нечего тебе вылетать.
...И мне стала приходить мысль побывать в Киеве, и даже что? на Афоне. Но, верно, все это искушение. Мне не след разъезжать... И даже, кажется, самый лучший порядок жизни для меня тот, который теперь держу. Почему начинаю уже проговариваться на молитвах: дай, Господи, подольше посидеть, чтобы высидеться. Хорошо ведь; только иногда приходят порывы полететь куда-нибудь. Но потом это проходит, — и опять берет верх желание быть одному.
...Вам представляется Иерусалим больше покойным местом. Нет, он более шумен и мало удобств дает по делу спасения. Туда надо явиться с крепким духом. Господь же не ближе к тем, кои в Иерусалиме, чем к тем, кои в Пензе. (Письмо к жителю г. Пензы).
...Собираетесь поговеть... и, будто, хотели бы на Вышу приехать. Мне думается, что, приехавши на новое место, вы только кругом будете посматривать, Удовлетворяя любопытство, а о говении и о том, чего ради оно предпринимается, совсем забудете. Говейте там, где вас ничто не может развлекать.
...Пишете, что едете к великому прозорливцу, (здесь разумеется сам преосвященный), который все сразу разгадает в вас и распишет вам все, что вы, и что подобает вам творить, и проч. Решительно вам говорю, что лучше вам не ездить и довольствоваться тем, что придется к вам написать мне...
Все сие вам прописываю к сведению, вывод жа один: сидите и не двигайтесь с места. Когда умру, тогда приедете на Вышу. Какой толк разъезжать?! Там все еще какое-либо добрецо сделаете, а в поездке, что?! Кроме суеты, развлечения, — пустых ожиданий — ничего.